В 1147 году в Ипатьевской летописи впервые упоминается Москва. От этой памятной даты считается возраст Москвы.
Первое известие о Москве записано в летописи так:
«... ко Святославу присла Юрьи, повеле ему Смоленьску волость воевати; и шед Святослав и взя люди Голядь, верх Поротве, и тако ополонишася дружина Святославля. И прислав Гюрги и рече: «Приди ко мне, брате, в Москов».
Означала эта запись, что князь Юрий Суздальский приказал князю Святославу Северскому отправиться в поход против голядинцев. Дружина Святослава захватила пленников.
Князь Юрий Долгорукий отправил послов к Святославу и местом встречи назначил Москву.
С тех пор Москва не сходит со страниц истории нашего государства.
Летописец сообщает, что по случаю приезда князя Святослава и сына его Олега Юрий Долгорукий устроил «обед силен», то есть пир и возлияние.
В сказаниях о начале Москвы приводится известная легенда о том, что земля по берегам Москва-реки принадлежала боярину Кучке. Князь Долгорукий, в те времена уже ставший великим князем Киевским, «взыде на гору и обозре с нее очима своима семо и овамо, по обе стороны Москва-реки и за Неглинною, возлюби села оные и повеле сделатьи град мал, древян по левую сторону реки и на берегу и прозва его званием реки Москва-град». Эта запись в летописи приводится под 1156 годом.
Легенда говорит о том, что боярин Кучка был казнен, а земли его взяты великим князем: это было в духе эпохи.
Окруженная тыном деревушка на мысу между реками Москвой и Неглинной, - вот что называлось в те времена «Москва-град». Но Москва стояла на бойком месте, на торговом пути. По реке плыли ладьи с товарами, через Москву шли просеки-дороги в дремучих лесах, дороги на Тверь, на Ярославль, на Владимир, на Новгород и Смоленск, на Серпухов и Калугу.
Москва росла, поднималась и собирала русские земли. При Иване Калите стены Москвы сложили из дуба. Пройдут столетия, и историк Забелин откроет обломки восьмигранной башни Кремля, и москвичи с уважением будут разглядывать эти обломки дубового Кремля в Историческом музее.
А ученые будут изучать и спорить и толковать каждый по-своему, откуда пошло слово «Москва» и что оно может обозначать. И сойдутся на том, что «Москва» слово необъяснимое, не встречающееся ни в одном из существующих ныне языков, слово, взятое из давно исчезнувшего языка.
При Иване Калите поднялись в Кремле две сложенные из белого камня, известняка, церкви. При Дмитрии Донском сложены из белого камня стены и башни Кремля и возникает второе имя Москвы - «белокаменная».
Русь стонала под игом татар. Распри удельных князей, междоусобица ослабляли народ.
Москва была молодым городом по сравнению с Владимиром, Угличем, Новгородом, но ее центральное положение среди остальных русских земель, предприимчивость и храбрость москвичей привели к тому, что Москва стала более знаменита, чем прежняя столица Владимиро-Суздальского княжества - Владимир. Древняя Москва обязана своим возвышением умному политику, великому князю Ивану Калите. Он умел ладить с татарскими ханами и где силой, где лаской обуздывать удельных князей. Постепенно возвышалась Москва над всеми удельными княжествами, и уже самое княжество называлось Московским, а жители его - москвичами. В 1238 году Батый сжег дотла и разорил Москву, а через сто лет, при Иване Калите, и позднее, при Дмитрии Донском, Москва была уже стольным градом, столицей Руси, и только Новгород и Псков соперничали с молодой столицей.
В то бурное и жестокое время оборона города, укрепления, стены и башни были главной заботой правителей. Белокаменные стены Кремля, сложенные из известняка, были ненадежной защитой. Москва была деревянной, пожары уничтожали ее дотла, от сильного пожара белый камень обгорал и рассыпался. Но кирпичных стен еще не строили, не умели делать кирпича. Это искусство пришло позднее, почти через столетие. Все же белокаменные стены Кремля выдержали осаду литовского князя Ольгерда.
От Кремля эпохи Дмитрия Донского дошло до нашего времени только одно строение - церковь «Рождества на сенях» в Кремле. Но во веки веков будут помнить «Мамаево побоище», Куликовскую битву, где впервые татары потерпели неслыханное поражение. Русский народ весь, от «малого до великого», поднялся на полчища Мамая и легенда о непобедимости и всемогуществе татар развеялась на Куликовом поле.
Победа Дмитрия Донского над татарами произвела огромное впечатление на народ. Это великое историческое событие на протяжении всей истории России вдохновляло поэтов и художников, особенно в годы испытаний, которые не раз переживала наша родина.
Трагедия «Дмитрий Донской» Озерова волновала зрителей именно в те годы, когда нашествие Наполеона уже угрожало России. И в воспоминаниях современников Отечественной войны 1812 года рассказано, с каким воодушевлением и пламенным чувством патриотизма зрители слушали монологи Дмитрия Донского.
Известно, что «Мамаево побооще» не избавило русскую землю от набегов татарских орд, и татарское иго, которое по словам Маркса «не только давило, оно оскорбляло душу народа», пало только при Иване III.
«В лето 6890», то есть в 1382 году, как повествует Новгородская, Софийская летопись, уже при Дмитрии Донском, через два года после победы на Куликовом поле, Москва испытала нашествие Тахтамыша. «О Московском взятии от царя Тахтамыша и о пленении земля Русьскыя» повествует Софийская летопись.
Услышав о том, что на него надвигается Тахтамыш с огромным войском, Дмитрий Донской попытался объединить против общего врага все ратные силы удельных князей, но, сокрушенно пишет летописец: «обретеся разность них, не хотяху помогати».
Москва пережила поистине трагические события; татары не могли силой взять Кремль - неприступную в те времена крепость. Они взяли ее коварством, пообещав пощадить Москву, ее защитников.
Запершиеся в Кремле «ни познаша, ни помянуша глаголющаго: «не всякому духу имите веры» и отвориша врата градная...»
К татарам вышли митрополит, бояре и «большие люди» и за ними народ. «И в том часе Татарове почали сечи напрасно».
Началась безжалостная резня в стенах Кремля. «Людие суще в граде, бегающе по улицам семо и овамо ... несть где избавления обрести, и несть где смерти убежати...»
«...град огнем запалиша, а товар и богатьство все разграбиша, а людию мечу предаша...», «не видети иного ничего же, развие дым и земля, и трупия мертвых многих лежаща».
Такое страшное испытание выпало на долю Москвы, и о нем летописец повествует с эпической силой, скорбью и возмущением, и это делает летописное сказание почти поэтическим произведением.
После такого погрома вновь встает из пепла Москва, вновь поднимается, как поднялась после нашествия Батыя в 1238 году.
Воздвигаются вокруг Москвы монастыри-крепости, монастыри-«сторожа»: Даниловский, Симонов, Андроньевский, Новодевичий. Здесь можно было «сесть в осаду», отсидеться за крепостными стенами. Испытавшие такие беды, москвичи озаботились укреплением столицы. На ближних и дальних подступах к Москве сидит неусыпная стража, «маячные дымы» возвещают об опасности татарского набега.